Будущее профессии: геофизик

Нефть для вашей последней поездки на автомобиле и газ для кухонной плиты наверняка нашел геофизик. Сейчас этих специалистов сильно не хватает, и их тоже приходится искать — и большим частным компаниям, и госучреждениям.

Правда, работа геофизика выглядит не совсем так, как хочется себе представить. АЧБД попросил профессионала рассказать, из чего состоит его рабочий день сегодня и каким он будет завтра. Разговаривали в подходящем месте — в павильоне «Нефть» на ВДНХ.

— Я по работе почти не езжу на месторождения и не стою в каске рядом с буровой установкой. Более того, мне вообще не очень нужно взаимодействовать с землей и камнями — обычно я работаю удаленно с ноутбуком. Потому что, по сути, работа современного геофизика — это во многом обработка и интерпретация специфических больших данных.

Эти данные мы ищем в результатах геологической разведки. В местах, где под землей предположительно есть что-то полезное, устанавливаются большие вибраторы, которые бьют по земле. Вибрации записываются, и получается своеобразное УЗИ — только не человека, а геологических слоев.

Потом по этим данным мы определяем, стоит в этом месте вести разработку или не стоит. Цена ошибки может быть очень высокой: можно упустить ценные ресурсы либо взяться за дело там, где ничего нет.

Поэтому к интерпретации данных подходят очень осторожно, все внимательно перепроверяют, проводят целые консилиумы. Но куда надежнее использовать новые технологии, чем мы и занимаемся.

Сейчас геологическая разведка вообще невозможна без софта. Раньше, конечно, могла прийти группа мудрецов, разложить карты, долго все анализировать, объяснять план. Но это медленно, дорого и недостаточно надежно. Поэтому сейчас мы работаем только со специальными программами.

В нашей компании — GridPoint Dynamics — мы разрабатываем софт для поиска, разведки и разработки месторождений на основе машинного обучения. Если говорить просто, то мы делаем инструменты, которые помогают решать геофизические и геологические задачи намного быстрее.

Информацию все еще нужно правильно интерпретировать, оценить и презентовать. Софт может только взять на себя нужную, но очень однообразную и скучную задачу. В результате проекты сильно ускоряются, а специалисты могут сосредоточиться на важном. Возможно, машины отберут практику у студентов выпускных курсов, но для них есть еще много других дел.

На своем первом месте работы я много времени потратил именно на такую monkey's work (англ. «обезьянья работа», скучный и не требующий особых навыков труд. — Прим. АЧБД). И очень рад, что теперь помогаю коллегам от нее избавиться.

Правда, моя работа — скорее редкость, чем норма. Большинство коллег в других компаниях все так же тратят время на задачи, которые можно было бы отдать специально обученной нейросети. Изменится это, я думаю, только лет через 5–10.

Очень часто люди думают, что нефть в земле лежит в таких больших лужах. Это совсем не так. Отчасти в этом заблеждении, наверное, виноваты сами геологи, потому что мы называем залежи нефти «бассейнами». Но речь идет не о бассейне с жидкостью — нефть под землей больше похожа на губки для мытья посуды с наших кухонь. И когда до этой породы добираются, из нее нужно выжимать ту самую черную жидкость. Как в сказке про выжимание воды из камня, только процесс и результат дороже.

А еще хотелось бы, чтобы чуть больше людей понимали, как выглядит наша работа. Повторюсь: геофизик — это не рабочий, который стоит на вышке и бурит землю. У нас интеллектуальный труд, преимущественно про математику и программирование, довольно близкий к IT.

При этом, разумеется, работа «в полях» тоже непростая и очень важная, без нее наши исследования особых результатов не приносили бы. Да и не все коллеги работают только дома или в офисах. Моя девушка — тоже геолог — недавно ходила на корабле на разведку в Северном Ледовитом океане.

Дефицит геологов сейчас точно есть. Вместе со мной университет оканчивали около 200 специалистов по всей России, а сейчас, кажется, выпускают еще меньше. Рынку нужно намного больше.

Геофизиков — совсем мало, даже сложилась рабочая тусовка, в которой буквально все друг друга знают. Рабочие конференции у нас получаются очень теплыми и ламповыми. Специальность не самая простая: чтобы действительно работать, сейчас нужно понимать не только физику, но и биологию, математику и программирование. Я сам код не пишу, но базовые представления иметь нужно.

Учиться приходится достаточно много. Я не планирую уходить в науку, но все равно пошел в аспирантуру, чтобы освоить еще пару навыков, повысить кваилификацию. Зато специальность достаточно гибкая, уходить в узкие направления необязательно, можно совмещать разные интересы — например, диссертацию я сейчас пишу о газовых гидратах (вид кристаллических соединений в вечной мерзлоте. — Прим. АЧБД) а профессионально занимаюсь совсем другим. Сама работа — очень интересная. И платят тоже неплохо.

Недавно мы в одной большой российской компании обсуждали перспективы добычи полезных ископаемых на других планетах. Уже есть отдельное направление исследований — планетарная геофизика. А в целом, будущее геофизики — приблизительно такое же, как и у и других интеллектуальных занятий. Многие базовые однообразные вещи отдадут машинам, что только на пользу всем. А сэкономленное время будут использовать для изучения нового: программирования, экологии, биологии.

Вреда природе и людям, вроде новой Дарвазы (горящее с 1971 года газовое месторождение в Туркменистане. — Прим. АЧБД) или Deepwater Horizon (нефтяная буровая платформа в Мексиканском заливе, взорвавшаяся в 2010 году. — Прим. АЧБД) никто не хочет.

Поэтому работы много, причем достаточно интересной.