Что за рисунки на деревьях в лесу — спросили у лесного художника

Александр Гнутов-Баюн — участник саратовской арт-группы Volga Drive, чьи видеоперформансы были достаточно заметным явлением в российском искусстве нулевых. Сегодняшнее творчество Александра навскидку таковым не назовешь — слишком уж оно тихое, лесное, скрытое. Но при этом решает вполне понятную задачу.

— Рисовать я начал рано, лет с двух. В 17 лет попал в художественное училище, но меня традиционное академическое искусство не интересовало, поскольку я очень много читал Кастанеду. И вот где-то с 17 лет под воздействием разных мистических авторов и индустриальной и техно-музыки я стал делать уже немного другое искусство. То есть превратил рисование в духовную практику.

Сначала на меня влияли Кастанеда, Маккенна и Лавкрафт, потом начался период интереса к русской культуре. Он пришел от эстетики и философии славяно-горицкой борьбы Александра Константиновича Белова. Художники на меня почти не влияли — влияла литература, мода, кино, борьба и, конечно, музыка.

Идея рисовать на деревьях пришла естественно, поскольку мы тусовались в лесу, метали ножи, тренировались и пили пуэр. Сухие деревья как бы подсказывали, что их нужно украсить — думаю, духи леса меня рекрутировали в качестве дизайнера.

Я рад, что они находятся в таком таинственном месте, как русский лес, и их видят грибники, лыжники, бегуны, блэкари, бабки-травницы, филины, лисы, ястребы, куницы и много кто еще — очень непредсказуемый и разнообразный зритель. Это завораживает и вдохновляет. А в качестве фото- и видеодокументации работы можно прекрасно показывать на выставках — с этим нет проблем.

Стиль свой я называю незамысловато — «лесное искусство». Выработал его я не сразу, он постепенно трансформировался. Могу точно сказать, что он формировался под воздействием древнерусского искусства, в частности, пластики, характерной для Великого Новгорода. Огромное влияние на меня оказал традиционный русский лубок — считаю, что продолжаю его традиции. Ну и искусство Скандинавии тоже повлияло.

По сути, то, что я делаю, — это графическое продолжение русской волшебной сказки, потому что я читал огромное количество сказок, и они в некотором роде через меня лились в мир уже вот в таком варианте, через пересказ — маркерами по дереву.

Хтонь для меня — это не просто стихия земли или подземного мира, а именно все таинственное, сокрытое, спрятанное, как бы ушедшее глубже на другие уровни, пласты. Стоит копнуть народную культуру, там открываются такие дали, что, конечно, правильнее говорить про космос, про русский космос, а не только про землю.

До космической Светлой Руси, и максимально выразить ее через некую графическую практику. Вернуть искусству силу, волшебное измерение, когда знак, рисунок, так называемые черты и резы (так называют докириллическую письменность славян. — Прим. АЧБД) могли активно воздействовать на реальность.